Обретения и потери. Юферова И.П. Выставка Союза художников-2019.

26 ноября 2019 года состоялся Круглый стол, на котором обсуждались достижения и проблемы изобразительного искусства на материале Республиканской ежегодной выставки Союза художников РК, приуроченной к 85-летию творческого союза.

В экспозиции, развернутой в залах Государственного музея искусств им. А.Кастеева, были представлены живопись, графика, скульптура, декоративно-прикладное искусство 130 художников из Алматы, Талды-Кургана, Караганды, Петропавловска, Актобе, Атырау, Кызылорды, Усть-Каменогорска.

В рамках круглого стола состоялась презентация книги австрийского и английского ученого Эрнста Громбича «История искусства», переведенная на казахский язык. Перевод книги инициирован и осуществлен Заслуженным деятелем РК, профессором Б.Е.Умирбековым в соавторстве с кандидатом философских наук, доцентом К. Оразкуловой.

Выставка Союза художников-2019. Обретения и потери.

Сегодняшняя встреча – достаточно редкая возможность отследить ситуацию, обсудить проблемы, выявить плюсы-минусы в искусстве, связанном с самой крупной художественной институцией – СХ Казахстана.

Сразу надо сказать, что выставка-2019 выглядит гораздо солидней, уверенней, ровней по качеству, чем многие предыдущие.

В целом и формально все вполне убедительно: зал в музее плотно заполнен работами, в ЦВЗ параллельно и уместно экспонируются молодые авторы.  На месте все классические виды искусства: главенствует (хотя бы количественно) живопись-царица искусств. Довольно много скульптуры в материале (в основном – бронзе); здесь преобладают малые формы, что объяснимо с технологической точки зрения. Часть скульптурных работ априори предназначена для жилого или офисного интерьера,  другие в перспективе вполне допускают ваяние в большом уличном формате. Центральная стена экспозиции предоставлена большим, качественным  и разным по стилю гобеленам-текеметам, сделанным в добротных советских традициях. Графики, увы,  немного, но и здесь  есть  драматичные и мастерские линогравюры Т.Ордабекова или медитативные, благородно-интеллектуальные соусы Д.Алиева. Чуть реанимировался плакат. Робко проник новый для СХ вид искусства – инсталляции М.Сагитова и Ш.Гулиева или декупаж (здесь возможна терминологическая ошибка) младших  Курмангалиевых из Актобе.

Жанры тоже все присутствуют: разнообразен пейзаж – и этюды, и картинные ландшафты; много и охотно художники (особенно молодые) пишут-рисуют натюрморты. Не забыт анималистический жанр – здесь преобладают кони и собаки; историческая картина (битвы, набеги, перекочевки) перестала довлеть над остальными жанрами, но не исчезла вовсе. Бытовые сцены связаны в основном с жизнью аула (вероятно, на земле, в простых сельских реалиях художники видят правду и красоту). Город и горожане, практически, отсутствуют (нас всех, наших проблем, печали и радости как бы нет вовсе). Портретный жанр огорчительно скуден, что вполне объяснимо – в портрете общими приблизительными  приемами не обойдешься. Выделю небольшой, вполне уважительно-человечный и цельный портрет ювелира Б.Атамкулова (автор Ахметов ???). Убедительно-энергичен портрет Шамши А.Жантасова из Атырау. На другом «портретном» полюсе – несколько слащавая и гламурная композиция «Материнство» (худ. Н.Сайтбеков) или приукрашенное фото на паспорт в портрете Бактылы (худ.К. Шукирбеков).

Трудней всего отследить стилистику, принцип, направление – непонятна художественная идея, к которой мы стремимся и куда мы движемся. Ее (идею) можно сформулировать как «пусть расцветают сто цветов, пусть соперничают сто школ». Вроде бы это вполне демократический подход, но он, одновременно, не лишен апатии, равнодушия и безответственности.  Наряду с цветами мы культивируем и сорняки, засоряющие художественное пространство. В целом, повторю, выставка выглядит, как ковчег, где «всякой твари по паре». В живописи и графике есть и реалистические работы, и почти абстрактные, где-то активно звучит нота декоративизма, где-то сюрреализма. В скульптуре античные идеи соседствуют с древнетюркскими. Весьма и весьма ощутим конфликт творческого и коммерческого начала – ярчайший пример этому всадники Н.Бажирова. Здесь мы подошли к самому главному – что считать по-настоящему творческим, художественным, духовным? И – самое важное - неповторимо казахстанским. Ответ, в общем-то, недалеко, в истории нашей живописи.

Начиная с середины ХХ века казахстанскую живопись на всех больших всесоюзных выставках  отличала культура цвета. Главные события в картине развивались не на уровне сюжета (как в России или Узбекистане), но на уровне колористических находок (аналогичные процессы шли в Киргизии, на Кавказе). Сложные цветовые замесы, слияние фигур, предметов и фона, подвижная фактура живописи, благородные цвето-тональные вариации создавали по-настоящему глубокий образ казахстанской земли, передавали «не букву, но дух» неуловимого и невыразимого Востока.  Драйвером этого направления можно считать А.М.Черкасского, выпускника АХ СПб, киевского профессора живописи, который в 1941 году попал в Алматы и жил здесь до конца жизни. Черкасский не только своими картинами задавал высокую живописную планку, но и почти 20 лет преподавал в АХУ, выучил и воспитал наших лучших колористов. Среди них С.А.Мамбеев, который два десятилетия возглавлял СХ и был председателем выставкома. Он стойко, иногда диктаторски жестоко боролся за качество нашего искусства (В скобках скажем, что эта борьба дорого стоила ему как художнику).

В пятидесятые годы классики нашей живописи С.А.Мамбеев, А.Г.Галимбаева, А.М.Степанов, И.А.Бондаренко сопротивлялись жизнеподобию предыдущего периода, через особые цветовые приемы вносили в картину личностные интонации, теплоту эмоций, тонкость переживаний.

В шестидесятые – А.Джусупов, С.Айтбаев, Ш.Сариев, Т.Тогусбаев  отрицали лиризм и умиротворенность старшего поколения, ориентируясь на метафорические обобщенные идеи. Они вносили в искусство эпичность содержания, искали национальную форму. Для этого укрупняли фигуры, уплощали пространство, вводили локальный цвет, перекликающийся с традиционным орнаментальным творчеством.

В семидесятые годы Б.Табиев, К.Дуйсенбаев, А.Аканаев, Е.Тулепбаев, не удовлетворенные публицистическим характером и однозначно позитивной оценкой  жизни у старших товарищей, искали способы выявления драматического подтекста. Они сгустили, затемнили колорит, создавали образы, перекликающиеся с понятиями восточной философии о непознаваемости и неисчерпаемости мира.

В восьмидесятые годы художники-колористы протестовали против идеологического надзора и ратовали за свободу творчества. Все названные и неназванные авторы – очень разные художники, со своей остро индивидуальной манерой, где главенствовал открытый глазу процесс живописания. 

Вернемся в сегодняшний день. В общем и целом давайте согласимся, что мы утратили свои фирменные качества, променяли свою особость, стали как все. Казахстан прочитывается исключительно в этнографических приметах – балбалах, кимешеках, юртах.  Весь творческий пафос уходит в игры с формой.  Причем,  надо с грустью констатировать, игры вторичные и провинциальные, часто ориентированные на покупателя.  Искусство, как и требовал Ленин, стало принадлежать народу. Тень коммерции накрыла не только художников, но и галереи, музеи, выставочные залы, прессу, ТВ.

Большинство живописцев, подчиняясь коммерческому тренду, пишут резкими анилиновыми красками. То ли боятся затеряться на выставке, то ли ориентируются на кричащие краски уличной рекламы, телевизионной картинки, электронных гаджетов. Даже такой талантливый, думающий и много работающий художник как Е.Жуманов, который много плодотворно работает, явно понимает законы картины, почему-то форсирует цвет (особенно отчаянно – красная рубашка и синие шорты пацана на первом плане, забивающие сложный фиолетовый женского одеяния, сложную сероватую гамму стены справа и вибрирующего неба). Большая картина Тайнова С. «Соседки» смотрится скорее как цветная графика.

Прямо скажем, вести колористические поиски, созвучные своему времени, - крайне сложно. Нужна особая настройка глаза, бесконечный труд, непрекращающиеся усилия. Мало того, смысл и ценность колористических  тонкостей, зачастую непонятны ни публике, ни покупателям, часто они вызывают настороженность и отторжение (мазня!).

Но, вопреки ситуации, и сейчас есть художники, которые всеми правдами-неправдами охраняют  именно творческие рубежи. Стремятся отстаивать право на живопись, как отклик на изменившийся мир, на проблемы  современности. Понимают картину как философскую интеллектуальную задачу, выраженную в красках. Живопись привлекает их как гарант уникальности, как поле субъективной свободы и мастерства.

Остается уповать на самоотверженность наших колористов.  И таковые еще есть! На нашей выставке лидируют Т.Мукатов, Г.Баянов, А.Табиев, В.Григорьян, А.Хайруллина, В.Цой …Асербеков (Петропавловск), кзылординцы А.Кененбаев и Ш.Саменов, М. Есиркеев (Караганда). Радует, что на выставе молодых художники Тургын Абдирахман и Жумагалиев Алмас нацелены на многосложную живопись. (Отметим, что оба учились у Малика Дуйсенбаева! Впору задуматься об уровне образования и роли педагога…)

Эти авторы опираются на колорит, цветовую композицию и ритм, открытый глазу процесс живописания. Все это очень разные художники, со своей остро индивидуальной манерой живописи. Каждый заслуживает отдельного анализа. Но в целом важно подчеркнуть, что такой подход к картине тесно смыкается с сугубо восточной ментальностью, где созерцательность предпочтительнее действия, где самоуглубление дороже внешних движений, где человек – не венец природы, но часть бесконечного и непознаваемого космоса. Неназывание имени, мерцание смыслов, мысль о невозможности постичь божий мир до конца, нелинейность времени и пространства позволяет почувствовать неявную, но ощутимую связь с философией Востока.

Затронем сложную тему – этническая принадлежность художника. Поиск самоидентичности, понимание своей земли касается не только казахских художников, но творческих людей всех национальностей, живущих в Казахстане. Вспомним Павла Кузнецова, открывшего Восток для России, или Гогена, создавшего образ Таити. Рядом с нами пример А.Черкасского (на алматинские карагачи мы смотрим и его глазами) или Е.М.Сидоркина с его «Легендой степей» и иллюстрациями к Казахскому эпосу.

И самое последнее – боюсь, что в ответ на проблемы, обозначенные искусствоведами, от художников посыплется бурный поток ответных претензий, что, мол, искусствоведы их не продвигают, не помогают в продажах или пиаре как внутри, так и за  рубежами Казахстана. Ну, во-первых, это не совсем правда: выходят альбомы, учебники, каталоги, сопровождаемые текстами от искусствоведов. Часто это добросовестное, подробное и внимательное исследование манеры автора, его эволюции, круга тем и сюжетов и пр. Что греха таить, - нередко страсти искусствоведа кипят излишне бурно и перехлестывают через край. Таковы издержки профессии… Во-вторых, продвижение, продажа, пиар художников – это забота менеджеров или, в крайнем случае, галеристов, которые напрямую зависят от коммерческого успеха. А искусствовед смотрит в ту же сторону, что и художник, то есть на ситуацию в искусстве и, шире, реальности. И обе профессии размышляют о жизни, прибегая к разным инструментам. Художник – к краске, бронзе, графическим технологиям. А искусствовед – к слову, рассказу, тексту.

Ирина Юферова, искусствовед.

Вся история искусств доказывает, что для эстетической ситуации нормально, когда художник своим творчеством обозначает ЗА что и ПРОТИВ чего он выступает. Так было всегда, даже в самые удушливые советские времена.          

Безусловное уважение вызывают живописцы, продолжающие важную для казахстанского искусства прошлых десятилетий линию колористических поисков, сохранения имманентных свойств  живописи. Это, в первую очередь, Д.Кенжебаев.  Он  равнодушен ко всяким новациям, напротив, все больше углубляется в проблему открытой живописности. Прямоугольник холста, сложные цветовые замесы, едва намеченные фигуры и предметы. Как в ночной степи, здесь царит «ничто», вбирающее в себя «все». Главные события развиваются не  в сюжете, а на уровне фактур, соотношения тона и силы цвета. В том же направлении работают Т.Мукатов, З.Тусипова, А.Кенебаев, __Канапьянов. Но смысл и ценность колористических  тонкостей, абсолютно непонятных ни публике, ни покупателям, часто вызывают настороженность и отторжение (мазня!).  Остается уповать на самоотверженность наших колористов.

объединила художников, для которых на первом месте стоят имманентные, собственно живописные качества. Экспонировались картины, в которых содержательная нагрузка приходится не на сюжет, но на колорит, композицию, ритм, открытый глазу процесс живописания. Все это очень разные художники, со своей остро индивидуальной манерой живописи.

основная нагрузка ложится на открытый процесс живописания. Собственно – на краску, преобразованную в сложные колористические замесы, то гармонические, то контрастные сопоставления цветовых масс. То есть инвестиции авторского труда превращают неброские обыкновенные сюжеты в «нечто». Между картиной и зрителем возникает некое энергетическое поле, добавочное звено, обозначающее непрямой скрытый замысел художника.

Техника живописи, манера наложения краски, взаимодействие предмета и пространства, соотношение абстрактного и конкретного соединяются в картинах в некое медитативное целое.

 Такой взгляд на мир тесно смыкается с сугубо восточной ментальностью, где созерцательность предпочтительнее действия, где самоуглубление дороже внешних движений, где человек – не венец природы, но часть бесконечного и непознаваемого космоса.

Неназывание имени, мерцание смыслов, мысль о невозможности постичь божий мир до конца, нелинейность времени и пространства позволяет почувствовать неявную, но ощутимую связь с философией Востока.

Западное мышление (и искусство) предлагает нам большую определенность, оценочность и структурированность сознания и самосознания. Восточное же – приглашает прислушаться к движению, мерцанию жизни.

В живописи это обозначается через принцип незавершенности (non-finito), когда художник осознанно не придает законченно-классического вида изображаемому. Всегда и во всем подразумевается движение, изменчивость, бесконечность превращений.

            Несколько особняком стоит Д.Алиев. Глубоко почитая мастеров прошлого, художник неизменно внимателен к сегодняшнему дню. К его внешнему обличью в изображении улиц, базарчиков, общежитий. К проблеме человеческих отношений в проникнутых любовью и чуткостью картинах «семейной» серии. К духовным поискам человека в работах библейского цикла, наполненных духовной сосредоточенностью и вопрошающих интонаций.                 

То есть каждый раз художник преодолевал своим творчеством некое сопротивление – среды, старшего поколения, инерции зрителя или критики. Эта логика  движения, отрицание отрицания сейчас нарушена. Исчез контекст,  с которым можно вступать во взаимодействие. Проблематика и тематика картины утратили убедительность и актуальность. Весь творческий пафос уходит в игры с формой.  Причем,  надо с грустью констатировать, игры вторичные и провинциальные, ориентированные на покупателя.  Искусство, как и требовалось, стало принадлежать народу. Тень коммерции накрыла не только художников, но и галереи, музеи, выставочные залы, прессу, ТВ.

Но, вопреки ситуации, есть художники, которые всеми правдами-неправдами охраняют  именно творческие рубежи. Стремятся отстаивать право на живопись, как отклик на изменившийся мир, на проблемы  современности. Понимают картину как философскую интеллектуальную задачу, выраженную в красках. Живопись привлекает их как гарант уникальности, как поле субъективной свободы и мастерства.

Эти значимые для нашей живописи имена, определяющие лицо нашего времени, вобщем-то хорошо известны, но предоставлены только сами себе. Искусство для них становится все более индивидуальным личностным актом, неким экзистенциальным криком «я есмь». Возможно, в этих самодостаточных, почти катакомбных усилиях заложен смысл и грядущие успехи нашей живописи.

И самое последнее – боюсь, что в ответ на проблемы, обозначенные искусствоведами, от художников посыплется бурный поток ответных претензий, что искусствоведы их не продвигают, не помогают в продажах или пиаре за  рубежами Казахстана. Ну, во-первых, это не совсем правда: выходят альбомы, учебники, каталоги, сопровождаемые текстами от искусствоведов. Часто это добросовестное, подробное и внимательное исследование манеры автора, его эволюции, круга тем и сюжетов и пр. Что греха таить, - нередко страсти искусствоведа кипят излишне бурно и перехлестывают через край. Таковы издержки профессии.  И во-вторых, продвижение, продажа, пиар художников – это забота менеджеров или, в крайнем случае, галеристов, которые напрямую зависят от коммерческого успеха. А искусствовед смотрит в ту же сторону, что и художник, то есть на стуацию в искусстве и, шире, реальности. И размышляют о них, но прибегая к разным инструментам. Художник – к краске, бронзе, графическим технологиям. А искусствовед – к слову, рассказу, тексту.